Лиловый рай. Книга вторая - Эля Джикирба

Несмотря на наличие в школе телефона и Интернета, доступ к Сети имелся только у персонала и был платным. Воспитанники имели право пользоваться компьютерами, но лишь в рамках обучающих программ, зато за примерное поведение получали доступ к обширной картотеке компьютерных игр, на которые Барт выделял отдельное время. Ученики младших классов могли смотреть в актовом зале мультфильмы на установленном там же большом экране, а вечерами на этом же экране крутили чёрно-белое кино тридцатых годов, востребованное в основном учительским составом, или «взросляками», как прозвали их воспитанники.

На много миль вокруг обширной лесной прогалины, купленной Бартом на целевом аукционе за очень приличную сумму, не было ни одной живой души, а добраться до ближайшего населённого пункта можно было лишь на автомобиле или вертолёте. Ко всему прочему, глухая ограда и специально обученные собаки придавали школе сходство с тюрьмой, но, несмотря на все строгости и явную похожесть детища Барта на режимный объект, за годы существования школы проблем с дисциплиной у него не было, так как привыкшие к жестокостям жизни дети воспринимали установленные им суровые порядки как должное.

Барт отлично знал, что делал. Недаром в университете у него всегда был высший балл по социальной психологии.

– Ты, наверное, начитался Кинга? – спросила Джейн, когда впервые посетила место своего будущего пребывания.

– А ты разве не любишь Кинга? – спросил взбешённый её вопросом Барт, но Джейн молча отвернулась от него.

III

Помимо занятий спортом, которым уделялось не меньше, если не больше времени, чем учёбе, и освоения различной сложности скаутских программ, в обязанности воспитанников входили уборка корпусов и школьной территории и помощь на кухне.

По желанию Джейн, не выносившей постороннего вмешательства в личное пространство, супруги решили присматривать за порядком у себя на этаже самостоятельно. И, возможно, по этой причине, а скорее всего, просто потому, что Джейн всегда была неряхой, да и Барт не придавал быту никакого значения, там сразу воцарился хаос.

Особенно пострадала отведённая под спальню большая и достаточно светлая комната с низким потолком и хронически неубранной супружеской кроватью, вокруг которой быстро выросли горы разнообразных вещей.

Чего там только не было.

Потерявшие пару носки, скрученные в немыслимые узлы несвежие нательные майки и трусы, куртки, свитера, рюкзаки, походное снаряжение, покрытые засохшей грязью армейские ботинки, журналы и компьютерные диски, банки из-под пива, пакетики с арахисом и чипсами – и початые, и пустые, скомканная бумага, неиспользованные гигиенические прокладки, фантики от жвачек и вечно открытый, словно наказанный за некие провинности, сильно запылённый нетбук.

В большом, встроенном в стенную нишу шкафу смешались в немыслимом коктейле старые блокноты, отслужившие свой век шариковые ручки, бобины с леской, простыни, мужские купальные трусы, выцветшие от хлорированной воды в бассейне купальники Джейн, пустые флаконы, пузырьки из-под витаминов и многие другие атрибуты цивилизации, которыми, как правило, обрастают люди, не видящие смысла в упорядоченном пространстве.

Единственными относительно чистыми местами оставались кабинет Барта и годами пустовавшая гостевая комната. И то лишь по той причине, что Джейн нечего было там делать.

Периодически Барт не выдерживал и наводил в их жилище порядок. Собирал в большие пластиковые мешки горы мусора, распихивал по ящикам вещи, отмывал с ботинок грязь, стелил свежую постель, пылесосил и, в случае, когда грязи было уже слишком много, мог даже вымыть пол.

Джейн в уборку обычно не вмешивалась. Ни на минуту не отрывая взгляда от нетбука, с которым проводила всё своё свободное от занятий время, она не глядя отодвигалась в сторону, если мешала Барту, подбирала под себя худые мальчишеские ноги, жевала чипсы или попкорн, жила своей, неподвластной Барту внутренней жизнью.

Сколько раз, возбуждённый её видимой трогательной беззащитностью, он бросал свои дела и заваливал её на постель – и не счесть.

Какая это была жизнь? Лучшая за все годы его существования на никчёмной планете, населённой никчёмными людишками.

Зачем ты испортил её, ангел?

Мигель

I

Панчито вёз Мигеля домой.

В последнее время они почти не общались, ограничиваясь короткими распоряжениями Мигеля и вялым «сделаю» от Панчито. Сидя в машине, Мигель, как правило, молчал либо говорил по телефону.

Вот и сейчас он не проронил по дороге ни слова.

Ему было над чём подумать.

Да, они с Ньето практически договорились убрать с дороги Гуттьересов, но, как ни странно, Мигелю, возможно, впервые в жизни не хотелось прибегать к крайним мерам. Желание избежать досадных драм было не то чтобы блажью Мигеля, нет, просто он чувствовал «где-то там, внутри», как он сказал Ньето, что путь к маленькому гринго не должен быть омрачён фактом чьей-то там гибели. И Марии-Луизе в ответ на её повторное предложение выкупить Майкла у Гуттьересов заявил, что желает, чтобы его путь к малышу «был устлан розами».

– Это как? – спросила она, моргнув частоколом густо накрашенных ресниц.

– Принеси мне соку, жёнушка.

– И это твой ответ?

– Не знаю, Луисита, – не стал скрывать правды Мигель. – Я правда не знаю, что тебе сказать. Не знаю, как сделать так, чтобы все остались живы и довольны, а малыш – при мне, точнее, при нас.

– Подкупи их, – вновь повторила Мария-Луиза. – Деньги все любят.

– Может быть, может быть… – рассеянно ответил Мигель.

Не рассказывать же ей про эпизод в спальне Инеситы! По крайней мере, не сейчас, когда он вроде бы решил сделать последнюю попытку и углубить едва наметившиеся отношения между ним и женой Гонсало Гуттьереса. Ну и баба! Не испугалась отдаться практически на глазах у кучи народа, включая собственного мужа. А сколько в ней страсти!

«Скорее всего, малыш прав и именно она траванула старуху, – размышлял Мигель, забыв о желании идти к цели по устланному розами пути. – Что ж, отлично. Она и Гонсало убьёт. Потом подпишет кое-какие бумаги и уберётся к своей дочери в Сальтильо. А будет артачиться – отправлю её прямиком в ад. Там ей, кстати, самое место. Пора, Мигель. Приступай. Время пришло».

Строившему планы на будущее Мигелю даже в голову не приходило, что Инесита может ему отказать. Он был уверен, что видит её насквозь. Страстно влюблённую, готовую на всё.

В отличие от женщины, мужчина буквален, ему чужды витиеватости, он принимает улыбку за обещание, темперамент за доступность, доступность за любовь, а её природная страстность ввергает его в заблуждение своей кажущейся зависимостью. Мужчина оценивает женщину исходя из собственных представлений и искренне недоумевает, когда реальность не совпадает с его ожиданиями.

II

Уже через пару дней Мигель послал Панчито в поместье, наказав пригласить Гонсало с семьёй к нему домой на званый ужин. В ответ на вопрос Панчито, с чего бы это вдруг понадобилось звать Гуттьересов лично, Мигель сказал, что он понятия не имеет, с чего, но приглашать по телефону – это как-то неправильно и пускай Панчито сам придумает причину, иначе что он вообще за работник, если ему нельзя ничего поручить.

Угрюмо пожав плечами, Панчито поехал в поместье, проклиная недоделанных кретинов, из-за которых он должен гонять машину по разбитым дорогам, и шлюх, наставляющих рога мужу прямо перед его носом. Насчёт повода для приглашения он заморачиваться не стал, просто нажал на клаксон и передал выскочившему на дорогу хмурому заспанному Хесусу, что сеньор Мигель Фернандес приглашает посетить его в ближайшее воскресенье в восемь часов вечера.

– Кому посетить? Мне? – изумился Хесус.

– Размечтался, – сказал Панчито. – Сеньору Гонсало, сеньоре Инесите и маленькому гринго. И без гринго чтоб ноги их не было у хозяина, понял?

– Понял-понял, а ты передай от меня низкий поклон дону Мигелю. Только не забудь назвать моё имя. Меня Хесус зовут. Так и ска…

– Пошёл ты знаешь куда, – грубо прервал его Панчито. – Кто ты такой, чтобы от тебя приветы передавать?! Давай шустри, да поскорее!

И уехал, заставив Хесуса кашлять и размахивать руками в тщетной попытке развеять поднявшуюся вверх жёлтую дорожную пыль.

III

Узнав о приглашении, Инесита скептически покачала головой.

– Гонсалито не пойдёт! – сказала она Хесусу. – Вот увидишь, откажется!

Она, конечно же, оказалась права.

– Виданное ли это дело – идти в гости, когда мы в трауре? – не находил себе места Гонсало, сидя в подсобке у Хуана. – Сын шлюхи не обращает на моё горе никакого внимания. Понятное дело. Ему лишь бы мальца заполучить. Думаешь, не знаю, что ему нужно? Видел я, как он на мальца смотрит, прямо соками исходит весь, извращенец чёртов! Научили, видать, в тюрьме, вот и выкобенивается, с-с-сучий сын! А вот ему!